От первого лица / In the First Person

Делимся опытом / Sharing Experiences

Как все начиналось...

Рассказывает Валерий Маратович Пивоваров

Комната на Петровке и минута славы

Когда-то году в 90-м весь нынешний сахалинский проект в лице представителя компании «МакДермотт» умещался за одним столом в большой сдвоенной квартире на втором этаже солидного дореволюционного дома на Петровке. Эти две квартиры занимали весь этаж. Сидели там и «Тексако», и другие уважаемые сырьевые компании, и юристы, и прочие. Так получилось, что всем им начал помогать небольшой, но плодовитый коллектив переводчиков под руководством Ю. А. Ярошевского, в ядро которого, кроме него и Д. Г. Зайдина, входили Любовь Юрьева, Михаил Левинзон и ваш покорный слуга.

Юрий Александрович Ярошевский (1928–2001) был незаурядным человеком. Выпускник Военного института иностранных языков, он был оставлен там преподавать, а вскоре поступил на вечернее отделение в Институт связи, т.к. «только одних языков было недостаточно». Учили его английскому носители репатрианты, работал он и синхронно, и последовательно, и письменно, и по всем направлениям – не догнать. Был он человеком совершенно безбрежной эрудиции, потому что стремился знать всё, и «перегнать» по многим направлениям мог многих ораторов. Уйдя из армии достаточно рано, он едва ли не всю жизнь проработал в системе Академии наук и успевал быть полноценнейшим устным и письменным переводчиком, организатором переводческой деятельности очень и очень многих людей.

Валерий Маратович Пивоваров Родился в 1943 году. Выпускник факультета английского языка МГПИ им. В. И. Ленина. Преподавал там же, четыре года (1966–70) работал в Праге в международной организации, после чего окончил аспирантуру по американской проблематике и 20 лет посвятил зарубежной социологии образования. Автор трех книг и около 60 статей. В конце 80-х активно участвовал в работе над реформой школьного образования. В 1990 г. ушел из науки с должности заведующего лабораторией. Параллельно с конца 60-х годов активно занимался письменным и устным переводом, в том числе синхронным. Переводил на многочисленных конференциях, симпозиумах и семинарах преимущественно политологического толка с выходами, в частности, на оборонную и экономическую тематику, привлекался и к чисто техническим семинарам и конгрессам. Много работал в специализированных учреждениях системы ООН в Женеве. Часто выступал организатором перевода на крупных мероприятиях. Личный рекорд – конференция с 11 языками синхронного перевода. Считает Ю. А. Ярошевского своим ментором и недосягаемым образцом знающего и надежного профессионала.

Появлялись новые сотрудники, какие-то люди приходили из советских организаций. Не все умели работать быстро и качественно. Приходили также и люди с некоторым опытом жизни или работы при капитализме или с иностранным контингентом, к которым относилась и переводческая братия. А начальствовать как-то постепенно и совсем несуетливо стала Елена Золотарева. Негромкий голос, замечательное чувство юмора, а если надо, то и не без иронии, терпеливая настойчивость в сочетании с доброжелательной мягкой манерой – все это позволяло потихоньку и внешне недраматично, но упорно и неуклонно двигаться вперед. А двигаться было куда!

Потом, весной-летом 1992 года, немаленький коллектив почти в двадцать переводчиков был отправлен в Хьюстон для работы над очередным вариантом ТЭО. Американская сторона поступила просто: было опубликовано объявление с предложением переводческой работы и отобрано какое-то количество людей. Эти бывшие совграждане с различным стажем пребывания в США имели различные специальности и самые разнообразные познания в английском языке. Однако их знания американских реалий и опыт (многие были в прошлом, например, инженерами) оказались очень кстати. С нашей стороны были преимущественно профессиональные технические переводчики и несколько узких специалистов, имеющих переводческий опыт.

Возможность сразу же посоветоваться со специалистами из двух стран относительно терминологии позволяла находить решения, приемлемые для соответствующего языка и общепринятых в наших странах соответствующих критериев читабельности. Наши переводчики, преодолевая постоянно звучащее на двух языках «Давай-давай!», настаивали на необходимости придания текстам удобоваримого стиля, притом что содержание было от ультра- до очень технического. Как оказалось, не напрасно: ТЭО было весьма пристально прочитано на соответствующих языках как российскими депутатами, так и в ведомствах исполнительной власти и научных учреждениях, не говоря уже об американской стороне.

К интернациональным достижениям следует отнести сам этот огромный документ на двух языках (занимает целую полку в шкафу) и созданные этим коллективом глоссарии.

И напоследок о личном моменте славы «из ряда вон». Представьте себе, что после всех этих многотрудных переговоров, согласований, компромиссов и т.п. стороны наконец-то договорились и решили письменно оформить отношения касательно совместной работы на шельфе острова Сахалин на определенных условиях. С этой новостью надо идти в министерство, чтобы поставить некую жирную точку. А точнее многоточие, после которого всё на самом деле только и начнется. Большая группа товарищей отправляется на площадь Ногина в комплекс винтажных административных зданий. Атмосфера нервная: работа над бумагами закончилась на рассвете. Вроде бы все согласовано, пути назад нет, но все напряжены.

Приходим. Садимся. Главный американец начинает зачитывать свое выступление. Веду запись: «сокр зап выст US». После первых пяти предложений ожидаемой паузы не воспоследовало. Пропустив первую оказию для остановки оратора, который, кстати, увлекся и начал читать в хорошем темпе, но четко и складно, я физически почувствовал особое волнение. Обычно в таких случаях кто-нибудь или более опытный, или менее скованный сценическим зажимом обращается к оратору с призывом дать переводчику шанс. А тут все боялись: министр сидит, «сложный вопрос решаем». Через какое-то время, когда я размашистой скорописью заполнил свой блокнотик, Лена Золотарева, не понаслышке знакомая с профессией переводчика, по сияющему блеском столу пустила ко мне еще один блокнот. Короче говоря, минут, наверное, через 30 блокнотиков было четыре или пять.

К тому моменту у значительной части присутствовавших усталость и волнение сублимировались в азарт ипподромных болельщиков: а что будет дальше? Что будет делать несчастный переводчик, который уже исписал стопку блокнотов? Американец завершил свое выступление, и тут до него дошло, как он был неправ. Он изменился в лице и со страхом посмотрел сначала на министра, а потом на меня. Министр, кстати, игру понял и принял.

И тут настал мой звездный час. Точнее, полчаса или около того. Хорошо поставленным голосом я начал озвучивать свои каракули. Сначала первый блокнотик, потом второй, потом третий... Откуда что взялось.

После того, как я отработал, был объявлен перерыв. Далее произошло неожиданное для меня. Почемуто все или почти все из человек тридцати, начиная с первых лиц, сочли своим долгом подойти ко мне с поздравлениями и всякими дружелюбными высказываниями. И ни слова про Сахалин – пока, по крайней мере.